И грянул в Хренодерках гром - Страница 31


К оглавлению

31

— На кой он мне сдался? У меня в избе и так не протолкнуться. Вон родственники твои, и те нормально прилечь не могут, а уж лапы вытянуть и подавно.

— А дареному коню в зубы не смотрят, — наставительно заявил двуипостасный. — Не нужен будет, кашу из него свари или взашей вытолкай.

Сказал, развернулся на каблуках и озлобленно потопал в сторону деревьев, оставив ведьму задумчиво созерцать его напряженную спину.

Леший, наблюдавший за процессом торжественного поднесения дара ведьме, не удержался от улыбки. Подобной реакции от лесной отшельницы он ожидал. Девушка слишком долго проживала одна в лесу, и флирт с ухажерами явно не ее конек. Впрочем, она может и не подозревать о серьезных намерениях двуипостасного. Вряд ли он произнес их вслух, а если девушке не дать понять, что от нее хочешь, откуда она это узнает? Пусть Светлолика ведьма, но она же не ясновидящая.

Домовой Евстах кинулся в ноги новоявленной хозяйки и завыл благим матом:

— Благодетельница! Не покинь! Век тебе верен бу-ду-у-у!

Пораженная внезапным порывом незнакомого коротышки, ведьма тщетно пыталась отодрать от колен цепкие ручки, но Евстах надрывно всхлипывал, умоляя убить его сразу, ибо он один-одинешенек остался на белом свете, сиротинушка.

В некотором роде домовой не покривил душой. До того, как Олек нашел Евстаха в Гнилушках, в старой, полуобвалившейся избе, судьба несчастного домового особенно не баловала. Он рано остался без родителей, стал потихоньку помогать людям, пережил не одно поколение хозяев, пока новый жрец Всевышнего не ввел в селе новые порядки по искоренению нечистой силы. Жаркие проповеди жреца грозили предать анафеме каждого, кто посмеет дать приют любой нечисти или нежити, вне зависимости от ее полезности в хозяйстве. Инквизиторским костром, конечно, не грозил, но так живописно расписал муки грешников, отправленных в бездну к демонам из-за своего сношения с нечистыми, что невольно хотелось добровольно предаться очистительному огню, дабы искупить столь жуткое деяние.

В результате деятельности слуги Всевышнего из домов с позором были выдворены домовые, из бань — банники, из овинов — овинники. Привыкшая к уважению за свою полезность нечисть сначала нагло рвалась обратно, потом грозила, просила и, наконец, умоляла неожиданно ополчившихся хозяев пустить их обратно, но натолкнулась на стену непонимания и кадило вставшего на тропу войны жреца. Воя и голося на все лады, несчастные отправились в Безымянный лес, где и переквалифицировались в кикимор, стуканцев и прочих нечистиков. Характер многих изгнанников со временем окончательно испортился, и они пополнили ряды злобных лесных обитателей, которых хлебом не корми, дай завести наивного селянина куда-нибудь в самую глушь, поводить его кругами вокруг пня или заставить в трех сосенках выписывать разнообразные фигуры, да потом еще и бросить. Ни один раз жители Гнилушек запутывались в трех соснах Безымянного леса, а затем с удивлением обнаруживали себя то на краю болота, то по пояс в Ведьмином озере.

Евстаху повезло. Его старый хозяин жил бобылем и к жрецам особого доверия не питал. Своего верного домового он, конечно, выгнал (а куда деваться, когда все село на тебя хмуро смотрит), но поздно ночью, когда даже вездесущие кумушки видели десятый сон, Евстах вернулся. Тихо, огородами домовой прокрался к родному дому, бесшумно скользнул внутрь и спрятался за печкой. Несколько дней бедняга боялся даже лишний раз вздохнуть, чтобы не обнаружить свое присутствие, но потом долг перед старым хозяином пересилил страх. Он стал потихоньку выбираться из убежища по ночам и помогать по хозяйству. Вопреки ожиданиям, хозяин не стал изгонять домового повторно, а обрадовался, даже налил блюдечко молока и поставил в укромное место за печкой. Так они и жили, домовой и старик, пока смерть не разлучила их.

После смерти хозяина соседка стала подкармливать домового, оставшегося одиноким в быстро ветшающем доме. Но к себе не звала — боялась гнева воинственно настроенного жреца. Бедняга не знал, как жить дальше. Идти в лес не хотелось, а в доме жить с каждым годом становилось все хуже и хуже. Появление Олека с предложением переехать к молодой отшельнице Евстах воспринял, как последний шанс обрести свой дом и исполнить свое предназначение. И вот теперь его снова гонят.

Светлолика хотя и была ведьмой, но в ее груди все же билось сердце, которое не могло не дрогнуть при виде слез, а уж при таком водопаде соленой влаги расплавилось совсем как кусок сливочного масла под палящими лучами солнца. Едва сдерживаясь, чтобы не разреветься за компанию, девушка шмыгнула носом и примирительно выдавила:

— Ну, будет сырость разводить. Избавь Всевышний, еще плесень заведется в избе. Живи уж.

Глаза домового разом просветлели.

— Опять дармоедов прикармливаешь? — недовольно зашипел кот. — Что за мода разных убогих приваживать?

Лютый в компании Пантеры и Луны как раз подошел к дому. Услышав последнюю фразу, он принял ее на свой счет, выщерил клыки и грозно рявкнул.

Евстах, обозрев предложенный комплект острых зубов, обомлел и вцепился в колени ведьмы с пылкостью рыцаря, только что спасшего свою возлюбленную от дракона.

— Да ладно тебе! В хозяйстве пригодится. — Светлолика с грустью бросила взгляд на домового и поняла, что маленький мужичок ни за что не расстанется с ее ногами добровольно. Наверное, придется смириться с тем, что при ходьбе страдалец станет волочиться следом, испуская душераздирающие вопли. — Козу доить умеешь? — Последний вопрос предназначался Евстаху.

31