Собачья будка, служившая зверю верой и правдой долгие годы, не выдержала удара о дерево и с жалобным треском развалилась. Евстаха подбросило сначала вверх, отчего домовой некоторое время ощущал свое неожиданное родство с птицами и даже попытался махать руками, как крыльями. Не удалось — сильно мешал топор. Затем сила притяжения потянула его к земле, и он с воплем рухнул прямо на спину обалдевшей от такого поворота событий Маньке, сбив ее с ног. Валсидал радостно кинулся сверху. Кобель почувствовал свободу от ненавистной цепи, и его челюсти наконец-то сомкнулись на ноге вампира. Последний взвыл благим матом и взлетел вверх по стволу, нещадно обдирая кору острыми ногтями, только ошметки летели в разные стороны. Наблюдавший происходящее сверху кот завистливо вздохнул.
Пес кинулся было следом за нагло ускользнувшей добычей, но повторить свой подвиг и влезть на дерево не смог, поэтому только щелкал зубастой пастью с досады да захлебывался лаем, поднимая тучу брызг в тщетных попытках допрыгнуть до соблазнительно голой пятки вампира.
Валсидал с тоской покосился на храм, из которого в любой момент мог показаться жрец Всевышнего с вопросом: «А что ты, нежить, тут позабыла?» Вампир тяжко вздохнул. Привлекать ненужное внимание не хотелось до судорог в голодном животе. Из своего богатого опыта общения с представителями человеческой расы вампир точно знал — встреча с людьми всегда проблема. Мужская половина обычно норовила ткнуть в него каким-нибудь острым предметом (чаще всего деревянным колом) или хотя бы подстрелить серебряной пулей.
В бытность своего проживания в родовом замке Валсидал собрал целую коллекцию из предметов, с коими являлись претенденты на его (вампира) усекновение. Собрание вещей получилось большое и занимало стены второго этажа замка. Самые достойные экземпляры (эльфийской или гномьей работы) удостоились почетных мест над камином обеденного зала. Впрочем, некоторые, с позволения сказать, «предметы» просто складировали в сундуки, а затем выбрасывали. Их было больше всего. Здесь благополучно соседствовали тупые, иззубренные мечи, чудом не рассыпавшиеся в ржавую труху, кривые луки, стрелы с обгрызенными мышами древками и оперением и прочее и прочее, столь же смехотворное, как и их незадачливые обладатели, явно ограбившие какую-то свалку, чтобы разжиться подобным добром.
Сначала Валсидал было обижался на такой несерьезный подход к своему умерщвлению и норовил обломать неказистый арсенал о пришедших. Но потом привык и даже издал книгу под названием «Тысяча и одно орудие умерщвления вампира и двести способов применения клыков в домашнем хозяйстве» и украсил ее красивыми гравюрами, используя как модели самый странный хлам, найденный в собственном замке. Книга нашла своих многочисленных почитателей не только в Рансильвании, но и за ее пределами, что пополнило казну предприимчивого вампира не одной тысячей золотых монет. Сам хлам Валсидал неоднократно перепродавал наивным охотникам до применения вампирских клыков в домашнем хозяйстве, разумеется, используя надежных посредников. Все предметы регулярно возвращались в замок в полном объеме. Как ни странно, никто из читателей не усомнился в правдивости утверждения, что лучший способ умерщвления вампира — это собрать слезы девственниц, непременно на правом склоне Ведьминой горы в третье весеннее полнолуние. Окропить ими ненавистного упыря с воплем: «Вот и конец тебе пришел, мерзавец!» Желающие испробовать на Валсидале силу девичьих слез не иссякали.
С человеческими женщинами дело обстояло еще хуже, чем с мужчинами. Экзальтированные представительницы прекрасного пола подкарауливали вампира с требованием покусать их лилейные шейки и тем самым обессмертить их молодость. Если сейчас Валсидал был полностью с этим согласен, то в далеком прошлом, когда ему не приходилось голодать в Сартакле и крови для кормления требовалось совсем немного, настоятельные просьбы дам его пугали.
В Хренодерках же вообще обитал народ буйный и непредсказуемый. Не зная, что от них ожидать, вампир сразу ждал только худшее. А тут еще проклятый пес со своим оглушительным лаем надоел до чертиков. Валсидал скосил медового оттенка глаза на неуемного зверя, на прыгучую способность которого не смог повлиять даже нескончаемый, надоевший до оскомины дождь. И не отстает, пакость такая! Но тут до вампира наконец дошло, что собака такого большого размера — это не только безумное количество шерсти и бестолковый лай до звона в ушах, но и некоторый объем вкусной, аппетитной, а главное, теплой крови. Вампир облизнулся и спикировал вниз, как орел на единственного кролика.
Кобель, стремительно переведенный из статуса охотника в жертвы, испуганно взвизгнул и попытался было удариться в бега, но с вампиром на спине не очень-то побегаешь. Валсидал хоть и напоминал больше собственную тень, чем нормального кровососа, но все же весил в разы больше, чем домовой. Лапы несчастного подкосились, он шлепнулся пузом оземь и пополз, вереща на все голоса. На слух могло показаться, что избиению подвергли свору из десяти псов, не меньше. Впрочем, вопли несчастной собаки мало смущали оголодавшего кровососа. Он крепко вцепился в мощные плечи жертвы когтями и принялся выбирать наименее шерстистое место для укуса. В этот раз главной ошибкой вампира было непринятие в расчет пушистого наблюдателя.
Матерый кот, чьи многочисленные шрамы свидетельствовали о многочисленных весенних схватках за призывно урчащую прелестницу, возмутился до глубины кошачьей души. Не то чтобы пес числился среди близких коту друзей, кот и сам вполне был не прочь приложить когтистые лапы, дабы попортить вражескую собачью шкуру, но по его (кота) мнению, задать хорошую трепку кобелю мог только кто-то из местных, и уж никак не пришлая нежить. Кот возмущенно промяукал свой эквивалент «Братва! Наших бьют!» и спикировал сверху на спину Валсидала, как коршун на цыпленка.