И грянул в Хренодерках гром - Страница 79

Домовой заботливо накинул на девичьи плечи козий пуховый платок, вызвав в Дорофее Тимофеевиче невольный приступ зубовного скрежета. Сам кот так умаялся с этими внеплановыми посадками, что не только за хозяйкой ухаживать, на лапах стоять не мог.

«Дать бы этому приблуде по шее! — мечтательно подумалось ему. — И плевать на самогонку, без домового как-нибудь управимся. Жили же без него как-то… И неплохо, между прочим, жили». Но вслух, понятное дело, ничего произносить не стал. Кошачье чутье подсказывало, что еще не время с воплями «выбирай, или он, или я!» гордо бить себя лапой в грудь. Для этого нужно точно знать, кого выберут, а тут ощущалась некая неуверенность.

— Действительно, Лика, шла бы ты спать… — мягко мурлыкнул он.

Девушка вздрогнула, оторвала завороженный взгляд от упругих струй и только сейчас поняла, что хочет спать до рези в глазах.

— Пожалуй, вы правы, Дорофей Тимофеевич, — вздохнула она. — Чует мое сердце, завтра голова со строителями рано нагрянут, надо успеть выспаться.

Ни домовой, ни кот не стали разочаровывать девушку, что стройматериалы под ливнем уже намокли, а значит, завтра никакой стройки не будет. Зачем человека расстраивать на сон грядущий? Не ровен час, еще кошмары станут сниться.

Дежурившие под деревом мухоморницы к разгулу стихии оказались не готовы, их красные в белых крапинках шляпки совершенно не были приспособлены к обильным осадкам, поля их провисли и стали смотреться жалко. Белые платья намокли и обрисовали фигуры полупрозрачной тканью столь соблазнительно, что даже сидящий на дереве вампир ощутил в душе своей некое шевеление и заинтересовался. Оборотницы с визгом ринулись домой под неодобрительный отцовский окрик:

— Куда, девки дурные? Куда вас леший понес?

Но отцовское негодование не возымело никакого эффекта на стремительно улепетывающих девиц.

— Вот ведь курицы! — в сердцах хлопнул себя по ляжкам водяной. — Дождя они испугались! Небось не сахарные, не растают.

— Полностью с вами согласен, — доверительно сообщил Валсидал, успевший буквально стечь по стволу вниз. — Молодежь нынче пошла не та, никакого уважения к родителям. Вот вы им так кричали вслед, старались, наверняка их же пользу преследовали, а они… Неблагодарные!

Встретив неожиданную поддержку со стороны вампира, хозяин вод слегка опешил.

— А ты-то куда собрался? — нахмурил брови он, рассудив, что худосочная нежить слезла вниз уж точно не для того, чтобы сделать ему, водяному, предложение своей костлявой руки и редко бьющегося сердца.

— Так я того… не привык от счастья своего бегать, — нашелся Валсидал. — Лучше я его… этого… догоню.

И дунул в лес, не разбирая дороги, ломая ветви кустарника. Но определенно не в ту сторону, куда резво удалились предполагаемые невесты.

— Стой! Не туда! — крикнул было в спину несостоявшегося зятя водяной, но то ли не был услышан, то ли вопль проигнорировали. Второе более вероятно. — Ну вот, убежал, — расстроился отец многочисленных дочерей. — И этого проворонили.

— Да-а-а, — мечтательно затрепетала ресницами Маришка, которой вода была родной стихией. — А такой худенький был, беззащитный… милый… милый…

ГЛАВА 12

Над Хренодерками занималась заря. Уже пропели третьи петухи, голося кто во что горазд. Хозяйки начинали свои утренние хлопоты по хозяйству: доили коз, коров, кормили, поили, сыпали зерна птице. Приготавливая завтрак, нетерпеливо выглядывали на улицу — не пойдет ли мимо местный пастух Сенька, собирая стадо на выпас за окраиной села. Трава как раз подросла достаточно, чтобы коровам и тем более козам было что пощипать. Но напрасно томились в ожидании хозяйки и скотина. Сенька, паршивец, еще с вечера загулял в «Пьяном поросенке», да так и заночевал в стогу, не дойдя двадцати шагов до собственной избы. Его кинулись искать, Но пастух дрыхнул без задних ног и на вопли односельчан не отзывался. Надсадно лаяли собаки, взбаламученные очередным утренним переполохом; кошки попрятались просто на всякий случай, так как за большинством членов этой хвостатой братии числился хотя бы один свежий грешок; обиженно мычали коровы, которые чуяли наличие свежей травы, но ее не получали; блеяли козы, кто по той же причине, кто просто из врожденной вредности.

Голова Хренодерок проснулся от невыносимого гвалта, с трудом разлепил глаза и тут же вытаращил их на собственную жену, застывшую в изголовье с верной скалкой в руке.

— Доброго утречка тебе, Панас, — многозначительно поздоровалась она, из чего мужчина с тоской заключил: утро в Хренодерках выдалось точно недоброе.

— И тебе, жена дорогая, доброго утра, — жизнерадостно улыбнулся он, но наткнулся взглядом на сурово сдвинутые брови супруги, и улыбка увяла, словно вовремя не политые помидоры. — Что-то стряслось? — на всякий случай уточнил он.

— Конечно, стряслось. Сенька, покусай его клещ, опять куда-то запропастился, а больше никто не желает стадо на пастбище гнать. У всех самих забот полон рот, чтобы еще и скот пасти, — злобно сообщила Параскева, будто муж единственный, кто виноват в беспутном характере местного пастуха.

Но спорить с вооруженной скалкой женщиной, когда она пребывает в подобном состоянии духа, что дарить букет цветов разъяренной драконице — все равно не поймет, а последствия будут ужасны. Поэтому голова задумчиво почесал сначала лоб, затем так же философски поскреб взъерошенный со сна затылок и, наконец, изрек:

— Так Сарату можно мерина и собаку Сенькину выдать, кнут какой-никакой вручить. Пусть пасет себе, свежим воздухом наслаждается. Если до Больших Запруд съездил успешно, то уж и тут как-нибудь справится.